– Ты чего? – недовольно говорил он. – Я еще не кончил, а ты уже в осадок выпадаешь. Рано, погоди, успеешь умереть, я тебе потом помогу. А пока доставь мне удовольствие, я тебя резать буду, а ты будешь дергаться. Хорошо, что я водой запасся, как знал, что пригодится.

У нее темнело в глазах, из горла вырывались низкие хриплые звуки, она пыталась собраться с силами и сбросить его с себя, но ничего не выходило, от острой боли она быстро слабела. И вдруг увидела совсем рядом с собой чьи-то ноги. Чья-то рука потянулась к ножу, лезвие которого уже нацеливалось на новый участок ее тела, рядом с ключицей. Мгновение – и нож оказался в этой незнакомой руке, а потом в груди Михаила.

– Ах ты ж мразь, – с ненавистью произнес чей-то голос.

Над ней склонилось приятное лицо мужчины лет тридцати пяти. Он осторожно извлек кляп из ее рта.

– Ты как, жива?

У нее не было сил говорить, она только издала в ответ нечленораздельное бульканье. Мужчина легко, как пушинку, подхватил Иру на руки и куда-то понес. В тот момент ей было совершенно все равно, кто ее несет и куда, она понимала, что хуже, чем только что было, уже не будет. Ее принесли в деревянный дом, где знакомо пахло сушеными травами и грибами, точь-в-точь как у отцовой тетки в деревне. На протяжении двух дней Ира то впадала в забытье, то приходила в себя и неизменно видела рядом того мужчину, который заботливо держал ее за руку. Сквозь болезненный туман она чувствовала, как он чем-то промывает порезы, смазывает их, перебинтовывает. Боль в ранах то утихала, то становилась сильнее, ее лихорадило, но через два дня Ира все-таки оклемалась.

– Меня зовут Борисом Ивановичем, – представился мужчина. – А тебя? И откуда ты тут взялась?

– Я – Ира из Москвы, – послушно ответила она и зачем-то добавила: – Ира Маликова.

– Ну а я, стало быть, Бахтин Борис Иванович. Давай, Ира из Москвы, выкладывай, как эта петрушка с тобой случилась.

Заливаясь слезами стыда и раскаяния, она без утайки все рассказала. Какой смысл врать человеку, который ради тебя на убийство пошел? А может, тот парень не умер?

– Вы его убили? – робко спросила Ира, закончив свое повествование.

– К сожалению, да, – очень серьезно ответил Борис Иванович. – Пока ты спала, я сходил проверил. Он умер.

– Вас теперь в милицию заберут и в тюрьму посадят?

– Не обязательно. Может, все и обойдется. Но нам с тобой надо решить одну важную проблему. Если все сложится очень плохо, если меня найдут и обвинят в убийстве, я должен буду как-то это объяснить. Ведь согласись, странно, если окажется, что я ни с того ни с сего взял и убил незнакомого человека, которого видел в первый раз в жизни. У меня будет два выхода: или сказать правду, или солгать. Если я скажу правду, к тебе придут люди из милиции и заставят рассказывать, как ты отправилась в поход с ребятами, как поссорилась с ними, как этот парень, Михаил, тебя подобрал на дороге, как ты согласилась с ним поехать, как вы вместе пили водку. И про все остальное тоже. Ну… ты понимаешь, о чем я. Ты будешь это рассказывать много раз в присутствии разных мужчин. Кроме того, тебя отправят на медицинскую экспертизу, снова заставят все подробно рассказывать и будут задавать вопросы. А потом тебе придется все это повторять в суде, где уже будет не один следователь или эксперт, а много людей. Судья, два народных заседателя, секретарь, представитель прокуратуры, адвокат, родственники убитого, их может оказаться много. Ну и я, само собой, на скамье подсудимых. И опять снова-здорово, во всех деталях, как уложил на траву, как снял с тебя белье, как расстегнул брюки, как спустил трусы и далее – везде. И при всем при том каждый, заметь себе, каждый из тех, с кем ты будешь иметь дело, обязательно начнет тебе рассказывать, какая ты дрянь, как плохо ты себя ведешь в своем нежном возрасте, пьешь водку и соглашаешься на близость с совершенно незнакомым человеком. И это в четырнадцать-то лет! Они из тебя всю душу вынут. И испортят тебе всю оставшуюся жизнь, потому что вынесут все подробности из зала суда и будут рассказывать о них на каждом углу. И называть твое имя и фамилию. Тебе до самой смерти придется нести на себе это клеймо. Нравится?

– Нет. А какой второй вариант?

– Если меня привлекут за это убийство, я скажу, что познакомился с Михаилом случайно, шел мимо, он вышел из машины, начал ко мне приставать, потому что был сильно пьян, а он ведь и в самом деле был пьян. Разгорелась ссора. Михаил достал нож, собрался меня ударить, но я, как бывший десантник, сумел его обезоружить и первым нанес удар. А тебя здесь вообще не было. Я тебя не видел и имени твоего не знаю. Через несколько дней ты чуть-чуть окрепнешь, и я отправлю тебя поездом в Москву. Лучше бы, конечно, самолетом, но аэропорт далеко, и с билетами могут быть проблемы, сейчас лето, все летят на юг через Москву. У меня, конечно, есть связи, я любой билет могу достать, но в этом случае слишком много людей узнают о том, что я отправлял самолетом в Москву какую-то девушку, которая выглядела очень больной. И если дело дойдет до милиции, они и до этого докопаются. Ведь в регистрации останется твое имя. Так что придется тебе ехать поездом, станция не очень далеко, я тебя отвезу и посажу в вагон, а с проводницей договорюсь, чтобы присматривала за тобой. В Москве есть кому тебя встретить?

– Есть, – кивнула Ира. – Наташка меня встретит.

– Это кто? Подружка или сестра?

– Соседка. Мы в одной квартире живем.

– Добро. Дашь мне ее номер телефона, я как посажу тебя в поезд, так сразу же ей позвоню, сообщу, когда тебя встречать. Согласна?

– Спасибо вам, – Ира снова расплакалась. – Вы такой добрый.

Она попыталась поднести к губам и поцеловать темную от загара сильную руку, ласково сжимавшую ее пальцы, но Борис Иванович сердито отдернул ладонь:

– Еще что выдумала! Ты как себя чувствуешь?

– Хорошо. Почти, – уточнила Ира, стараясь быть честной.

– Побудешь одна часика два-три?

– А вы куда? – испугалась она. – Вы меня бросаете?

– Ну не насовсем же, – рассмеялся тот. – Надо пойти привести там все в порядок.

– Где? – не поняла Ира.

– Ну там, где все случилось. Этот подонок тебя резал, там твоей крови натекло… Если милиционеры это увидят, мой рассказ о пьяной драке не пройдет. Надо на том месте, где твоя кровь, костер развести, пусть огнем все повыжжет. Заодно и посмотрю, не осталось ли твоих вещей. Рюкзачок твой я тогда еще захватил, но, может, выпало что-нибудь. А так, с кострищем-то, будет полная иллюзия, что Михаил приехал на опушку отдохнуть, развел костер, посидел рядом с ним, водочки выпил, потом меня увидел и драку затеял. И все будет тип-топ. Но это я так, на всякий случай, будем надеяться, что все сойдет гладко и никто мне это убийство шить не станет.

Ира пробыла в домике у Бориса Ивановича еще три дня. Он лечил ее, перевязывал изрезанное тело, кормил кашами и супами из концентратов, поил какими-то отварами из трав. И на протяжении всех трех дней не переставал повторять:

– Ирочка, только не вздумай наделать глупостей, я тебя заклинаю, не считай себя конченым человеком из-за того, что случилось. Сейчас ты находишься в шоке, ты болеешь, но потом, когда придешь в себя, тебе в голову могут прийти разные мысли.

– Какие мысли? – спросила Ира, когда Борис Иванович впервые заговорил об этом.

– О том, чтобы покончить с собой. Я знаю, такие мысли приходят в голову многим девушкам, которые попадают в руки насильников. Некоторые с ними справляются и гонят от себя прочь, а некоторым, к сожалению, это не удается. Девочка моя, всегда помни, что Михаил собирался тебя убить. Я взял грех на душу, прикончил гаденыша, чтобы ты осталась жива. Поверь, мне очень тяжело, это я перед тобой хорохорюсь, чтобы ты духом не падала, а на самом деле у меня на душе черно. Я ведь человека убил. И если ты не будешь жить, если сделаешь какую-нибудь глупость, получится, что я напрасно взял грех на душу и напрасно теперь страдаю. Ты меня понимаешь?

– Понимаю.