– Ну допустим, – Руслан скептически покачал головой, – допустим, я это устрою. И что ты собираешься сказать? С чем ты собираешься выступать? Будешь говорить, что я подонок, а Бахтин святой? Так не пойдет, нужны доказательства. У меня они есть, а у тебя?

– Какие у тебя доказательства? – закричала она, теряя самообладание. – Ну какие? Ты что, был там? Ты своими глазами видел?

– Я там не был и ничего не видел, но я читал материалы уголовного дела. Это все написано в статье, но для тебя в виде любезности повторю вкратце основные моменты. В восемьдесят четвертом году Бахтин убил человека. Якобы в пьяной драке. Экспертиза утверждает, что убитый был сильно пьян, а я точно знаю, что он не пил и никогда ни с кем не дрался, это был тихий и очень добрый человек. Зато другая экспертиза говорит о том, что на ноже присутствуют следы крови не только убитого, но и еще чьи-то. Этим ножом Бахтин раньше уже воспользовался при совершении другого преступления, а потом просто убрал свидетеля. Я много лет искал это предыдущее преступление, я собрал, проверил и перелопатил неимоверное количество информации, пока наконец не узнал о маньяке. И тогда все сложилось в цельную картину. Эту картину я могу отстаивать с аргументами и доказательствами в руках. А ты? Что ты собираешься этому противопоставить? Если ты собираешься просто с пеной у рта кричать, что «этого не может быть, потому что не может быть никогда», ты превратишься в посмешище.

– Я собираюсь рассказать правду.

– Какую правду, Ирочка? Ну какую такую правду ты можешь рассказать?

– Я там была и все видела, – медленно произнесла Ира, тупо уставившись на прыгающего у ее ног воробья. – Я расскажу, как все было на самом деле. Я много лет молчала, потому что Борис Иванович убедил меня, что так будет лучше для меня же самой. Больше я молчать не буду.

Она стала рассказывать, не глядя на Руслана. Ей отчего-то было легче, когда она смотрела на беззаботного воробышка, доверчиво крутившегося рядом в попытках собрать клювиком все до единой крошки от булочек из редакционного буфета. Крошек здесь было в изобилии, и краешком сознания Ира совсем некстати подумала, что сотрудники газеты, наверное, частенько посиживают здесь с булочкой, бутылкой пепси-колы и сигареткой.

– Он убил маньяка, понимаешь? И представил это как пьяную драку, чтобы меня не впутывать. Чтобы меня не таскали к следователям и судьям, чтобы я не рассказывала всем, какая я дура и шлюха. И еще он очень боялся, что я захочу покончить с собой. Все время меня уговаривал постараться это пережить достойно и не делать глупостей. Я тогда многого не понимала и не знала, а он мне не объяснил, что если рассказать в милиции правду, то ему вообще могли срок не дать или назначить условное наказание. А он добровольно пошел в тюрьму, потому что спасал меня, мое никому не нужное достоинство и мою никому не нужную репутацию. Он спасал мою дурацкую никчемную жизнь, потому что боялся, что, если меня начнут допрашивать про всякие подробности, я не вынесу позора и руки на себя наложу. А ты посмел поливать его грязью. Ты теперь понимаешь, что наделал?

Руслан молчал, и Ира осторожно повернула голову, чтобы понять его реакцию. Лицо журналиста было землисто-серым, глаза за толстыми стеклами очков казались неживыми.

– Руслан, – она осторожно коснулась пальцем его руки.

Ладонь была ледяной. Наверное, парень и в самом деле замерз.

– Руслан, тебе плохо? Может, врача позвать?

– Это был мой брат, – еле шевеля губами, выдавил он.

– Кто?

– Михаил. Тот, кого убил Бахтин. Если то, что ты сейчас рассказала, неправда, я убью тебя, собственными руками задушу.

– Это правда. Я бы не примчалась сюда из Москвы, если бы это все было не так. Мне очень жаль, Руслан. Я не знала, что это твой брат. Значит, ты из мести все это затеял? Ты просто мстишь Бахтину за убийство брата, потому и придумываешь про него всякие небылицы? Это низко. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело, но Борису Ивановичу еще хуже. И мы должны немедленно сделать так, чтобы все узнали правду. Слышишь? Руслан, – она принялась тормошить его за плечи, – ты меня слышишь?! Ну что ты сидишь как каменный! Вставай, поехали на телевидение!

Нильский резко сбросил ее руки и вскочил со скамейки.

– Правду?! Ты хочешь, чтобы все узнали правду? А что же ты шестнадцать лет молчала со своей правдой? Я шестнадцать лет бился над тайной смерти моего родного брата, я шестнадцать лет землю носом рыл, карьеру делал в журналистике, чтобы получить доступ к милицейской информации и разобраться, как и почему погиб Мишка! А ты? Человек из-за твоей пьяной дури в тюрьму сел, срок мотал, а ты молчала. Тебе было удобно в своей теплой квартирке в сытой обеспеченной Москве. Почему ты раньше-то не призналась?!

– Я не знала, что его посадили. Я вообще об этом только вчера узнала. Уверена была, что все обошлось.

– Ах, ты не знала?! А ты хотела знать? Не хотела ты ничего знать. Тебе удобно было думать, что все обошлось, вот ты и думала. Если бы ты захотела выяснить, все ли в порядке, ты бы это сделала. Или твоя Наталья Александровна. Но вы обе приняли все как есть и спрятали голову в песок. Меньше знаешь – лучше спишь! Так, да? Ты поступила трусливо и малодушно, а теперь я у тебя получился виноватым во всех грехах.

– Руслан, не кричи, – попросила Ира. – Ты прав, и я не собираюсь с тобой спорить. Я поступила трусливо и малодушно. А ты злобно и мстительно оболгал человека. Мы оба нанесли вред Борису Ивановичу. И мы должны, мы обязаны это исправить. Если в тебе еще есть остатки совести, ты мне поможешь. Я расскажу, как все произошло на самом деле, а ты публично опровергнешь свою мерзкую статью и принесешь Бахтину извинения. Мы будем выступать вместе.

Эта идея родилась в ее голове только что. Еще пять минут назад у нее и в мыслях не было заставить Руслана сделать публичное опровержение. Она хотела только одного: дать ему по морде, высказать в глаза все, что думает о нем, и потребовать, чтобы он устроил ей выступление на телевидении.

Руслан отступил от скамейки на пару шагов, посмотрел на нее, сощурив глаза.

– Все сказала?

– Нет еще. Ты знаешь, где найти Бахтина? Я хочу с ним увидеться. Он здесь, в Кемерове?

– Да, недавно переехал из Ленинска-Кузнецкого.

– Отвезешь меня к нему?

Руслан неопределенно пожал плечами:

– Пойду схожу за курткой.

Ира смотрела ему вслед, крепко обхватив себя руками в попытке унять внутреннюю дрожь. Ее бил озноб, а лицо пылало, и руки были горячими. Бедный Руслан! Каково это, узнать, что твой любимый старший брат – маньяк, насильник и убийца. Столько лет верить в то, что Михаил – тихий добрый парень, который мухи не обидит, столько лет бороться за восстановление его доброго имени, и вдруг такое… Врагу не пожелаешь. И все равно он не имел права клеветать на Бориса Ивановича. Мало ли какие там факты у него в картинку улеглись, если включить фантазию, так из любых фактов можно что угодно состряпать, притягивая их друг к другу за уши, Игорь сколько раз об этом говорил! Он часто любил повторять, что если два факта буквально тянутся друг к другу, то проверять надо не только сами факты, но и природу силы притяжения между ними.

Что же Руслана так долго нет? Испугался и смылся, оставив ее здесь дожидаться второго пришествия? Ничего, ничего, все будет хорошо, все еще можно поправить, сейчас они с Русланом поедут на телевидение, он там обо всем договорится, она выступит в прямом эфире, расскажет всем правду о Бахтине, а потом отправится к самому Борису Ивановичу. И сделает то, что ей не удалось сделать шестнадцать лет назад: поцелует ему руку. При всех. Сколько бы народу рядом ни было. Поблагодарит за все. Попросит прощения…

Из-за угла вынырнул Руслан. В куртке, на голове кожаная кепка, через плечо – сумка на широком длинном ремне. Ира стремительно вскочила ему навстречу.

– Поехали?

– Бахтин в больнице, – сказал он подавленно. – Инфаркт.

– Как… – задохнулась она. – Когда?